Посвящается Н.Ф.
Ой, где был я вчера — не найду, хоть убей.
Только помню, что стены с обоями.
Владимир Высоцкий
- 1 -
Марк спускался по длинной лестнице, ведущей в Квартал. Перед ним был центр города — он лежал чуть ниже, в грязно-фиолетовой завесе подползающей зимней ночи. Дореволюционные церкви, советские коробки, стеклянный новодел моллов. А поверх — густой, воняющий крепостным полушубком смог из сотен печных труб. Сибирская эклектика.
Под ботинками скрипело: дешевая китайская плитка, щедро сдобренная снегом, солью, гравием. Марк вслушивался в звук шагов и посмеивался собственным мыслям. Ему было весело. Пятница!
В этот час Квартал расцветал огнями, но обжитым и уютным не казался. Сюда приходили пить, курить и забывать. Здесь не задерживались. Здесь все было понарошку. Нарисованное веселье воображаемых людей. Марк не любил Квартал, однако сегодня изменил своим привычкам — шепоток донес, что на одном из перекрестков открылся новый бар. Такое нельзя пропускать.
Марк одолел спуск и сразу оказался в нужном месте. Двухэтажный деревянный дом. Нелепый закос под старину. Фейковая изба. По хер. Скорей наверх, туда, где теплее! Десять скачков по крутой темной лестнице, массивная дверь, визг петель…
Внутри было просторно, тихо, малолюдно. Продолговатая барная стойка из светлого, грубо лакированного дерева терялась в дальнем конце зала. Играл плохой русский рок середины нулевых, «Танцы минус» или типа того. И ни одного знакомого лица. То ли ошибся вывеской, то ли пришел слишком рано.
— Чего тебе, милый?
Марк обернулся. Рядом стояла высокая девушка в забавном фартуке а-ля лапти и хохлома. Очевидно, здешний бармен.
— Работаете?
— Да, но сегодня у нас техническое открытие, так что не суди строго.
— Пиво темное есть?
— Пока да.
— В смысле?
— Привезли всего одну кегу.
— Звучит угрожающе.
— Так бойся!
Девушка рассмеялась и упорхнула за барку. Марк сел напротив двери, чтобы видеть входящих посетителей. Он ждал друзей. Минуты тянулись, никто не появлялся. Пиво ему нести тоже не спешили. Наконец долгожданная кружка оказалась в зоне досягаемости.
— Вы его чайной ложкой из кеги наливали?
— Теплыми любящими ладошками.
В голосе барменши появилось что-то острое, безошибочно выдающее характер. Определенно не девочка-припевочка и не студентка из глухомани, приехавшая в губернский город за хорошей жизнью. Марку стало интересно. Он пригубил пиво — слишком теплое и сладкое. Иного не ожидалось.
К середине второй кружки Марк созрел для созерцательных процедур. В теле, с широкими плечами и заметными скулами, барменша не вписывалась в канон. В ней угадывалась смешанная кровь: две черные тяжелые косы, чувственный рот, большие глаза и круглые щеки с подъемом. Что-то среднее между росчерком кавказского хребта, закатом на Волге и бегом мустангов в американских прериях. Штучная порода.
— У вас всегда пиво такое дерьмовое?
— А ты всегда такой говнюк?
Марк рассмеялся.
— Две фразы и обе про говно — мы друг другу подходим. Как звать?
— Аврора.
— Брехня. Имя выдуманное.
— Это важно?
— Проехали. Что оно означает?
— Сегодня — твоя путеводная звезда.
- 2 -
В баре заметно прибавилось народу. Музыка заиграла громче. Стало по-пятничному взбалмошно. Марк смотрел на толпу — там были и его друзья, и люди совершенно незнакомые. Они сталкивались, перемешивались, становились целым, вновь распадались на атомы.
Рядом возник Федор — долговязый парень с бледным лицом среднерусского помола. Редкие волосы, водянистые глаза, расслабленные жесты. Навскидку было трудно сказать, сколько ему лет, — в зависимости от количества выпитого он равно мог сойти и за студента третьего курса, и за сорокалетнего алкоголика в разводе. Сегодня он выглядел хорошо: свежесть во взгляде, опрятная рубашка, полупиджак и неизменные «командирские» часы на запястье. Что-то про стильных парней рабочих окраин.
Федор обнял Марка за плечи и выговорил со знакомой усмешкой:
— Вернулся с Азии своей?
— Уже неделю как. У вас тут жопа мамонта.
— Чо-то ты плохо загорел. Бухал?
— Не без этого.
Федор заказал двойной виски плюс два кубика льда. Классика.
— Привет, Аврора!
— Здравствуй, Федор, — девушка подбоченилась, оценивая обстановку. — Это твой друг?
— Ну как друг, — протянул Федор, — мы его сегодня закапывать не будем.
— А может и стоит!
— Обижает?
— Хамит, паясничает.
— В его стиле. Ты ему главное много не наливай.
— А что будет?
— Ну как... — Федор прищурился. — Дебош!
— Испугал.
Аврора фыркнула, крутанула подолом, исчезла в толпе. Марк приложился к кружке. Неизвестно какой по счету.
— Ты ее знаешь? — спросил он.
— Аврору? Канеш, она совладелец бара.
— Следовало догадаться, уж больно дерзкая.
— Это да, она тут всех по струнке строит.
— Хозяйка, значит... Взрослая?
— Ага! — Федор откинулся на спинку стула. — Чо, на студенток больше не тянет?
— Меня вообще уже ни на кого не тянет, Федя. Только на тебя.
— Курить идем?
Друзья спустились во двор. Пар изо рта смешивался с дымом сигарет и, замысловато клубясь, уплывал за пограничную черту фонарного пятака. Мир сузился до нескольких сутулых спин, утыканного бычками сугроба и заплеванной скамейки, на которой никто не сидел.
— Вот ты считаешь себя хорошим человеком? — спросил Федор слегка заплетающимся языком.
— Ну, началось, епа-мать... — Марк закатил глаза. — А надо?
— Ты, Марк, не очень хороший человек, и сам это знаешь.
— Фигня полная. После меня их отношения только крепче стали, да и вообще — ты мне сам добро дал.
— А вот ни хера! Ты меня спросил: «Делать или нет?», а я тебе сказал: «Делай, если хочешь». И ты сделал. Никто не тянул.
— Друзей я, по крайней мере, не кидал.
— Кроме того случая, прошлым летом, в ЦПКиО.
— Я Тимура не бросил, он сам пропал!
— Ага, щас. То-то ты бежал оттуда до самого Музтеатра.
— Тут соглашусь, было.
Оба рассмеялись.
— Задолбал меня этот город. — Марк выпустил в ночь кольцо дыма. — Пора валить.
— Это ты просто в Челябе еще не жил, — усмехнулся Федор. — Вот где реальная жопа!
— А у нас не жопа?
— У нас культурная столица, мля. А в Челябе ты выходишь на остановку, оглядываешься, а вокруг, куда ни кинь, трубы заводов.
— И пацанчики в кепках-восьмиклинках?
— И в лиловых трениках. На стиле.
— Музыка желтого снега, блин.
Внезапно из темноты вынырнул Тимур. Черные замусоленные джинсы, черная куртка невнятной сезонности, черная шапка-гандонка и чернявый сам: резвая походка, руки в карманах, шалые цыганские глаза под срастающимися бровями.
— Здорова, парни!
— Привет, Тимурка! — Федор раскрыл объятья. — Ты не представляешь, как я рад тебя видеть!
— Чо, уже синие, да? — Тимур достал самокрутку из потертого стального портсигара. — Там из наших есть кто?
— Да, — кивнул Марк. — У тебя-то все в порядке?
— Как у бурятки.
Тимур вышел на свет. Взгляд у него был дикий, отсутствующий.
— Скажи, я сильно угашенный?
— Ё-мое! — Марк затушил бычок о подошву ботинка. — Опять шабили? С кем?
— Не суть. — Тимур растекся в улыбке, подхватывая друзей под руки. — Го внутрь?
— В ногах правды нет.
На лестнице возникло столпотворение. Двери в бар и туалет располагались на одном пролете. Снизу, гоня перед собой выстывший воздух, топали курильщики. Сверху, из огня и гама вошедшего в полуночное пике бара, на уборную напирали страждущие. В основном женского пола.
Марк уперся в спину Федора — тот остановился, пропуская юбки.
— Джентльмен! — Марк спародировал реверанс.
— Учитесь, пока отец живой!
Марк повернулся к Тимуру:
— Слушай, ты Аврору знаешь?
— Которая за баром? Ну видел пару раз.
— Что скажешь?
Тимур посмотрел в глаза друга — накурено и (оттого) предельно вкрадчиво.
— Она похожа на всех твоих девушек разом, — сказал он.
Марк хохотнул:
— Мне нравятся с изюминкой.
— Я бы сказал — с изъяном.
- 3 -
Творилось невероятное и при этом банальное. Федор покупал незнакомым дамам шампанское и просил включить что-нибудь медленное из Розенбаума. Тимур кирял некое убойное пойло, которое ему по старой дружбе смешал хозяин заведения. Хрень оказалась забористой: вскоре парень отключился, уронив голову на барку. Марк же по своему обыкновению закусил удила и заказал чистого джина. Чтобы тут же заполировать его темным пивом. Вечер переставал быть томным.
В какой-то момент Марк понял, что очень хочет чайную паузу. Горячую, сибирскую, на травах. Аврора принесла дымящуюся кружку. У подернутой паром поверхности кружили бусины ягод. Марк с наслаждением отхлебнул. В голове слегка прояснилось.
— Как чай? — негромко спросила девушка, перегнувшись через стойку.
— Говно! — припечатал Марк.
Ушла, не сказав ни слова. Марк выругался и, работая локтями, начал проталкиваться к Федору. В груди клокотало зло, гадостно.
— Федя, курить идем? — Марк схватил друга за руку, выдергивая из приятного женского общества.
— Такие мужчины и без огня?! — Федор был пьян и развязен. — Сына, тебя в садике хорошим манерам не учили?
— Ладно, извиняй, отец. Пойдем, выпьем.
— Ну пошли, коль не шутишь.
Дамы остались в компании двух бутылок шампанского, а перед друзьями, как по волшебству, вырос графин местной самогонки и тарелка с мелко нарезанным лимоном. Натюрморт, блин.
— Вот откуда в тебе столько дерьма, сына?
Федор неторопливо затянулся, хотя курить здесь было запрещено. Как в старом шлягере: «Наркотики нельзя, но можно водку».
— А в тебе?
— Ты от ответа-то не уходи, — оскалился Федор. — Вот ты девушку обидел: во-первых, ни за что, а во-вторых, что в двойне гнусно, она ведь в твоем вкусе.
— Сижку дай.
Марк втянул сладкий дым и отхлебнул из запивочного стакана.
— Просто я — Зилов.
— Кто-кто?
— Зилов! Филолог ты херов.
— Твою ж мать... — Федор присвистнул. — Ясно. Ты, может, и на охоту собрался?
— Не, — Марк мотнул головой, — в Южную Америку.
— С поправкой на век то на то и выходит.
— Во-во.
— Только, — Федор подался вперед, — Зилов никогда не уедет из города. Ты это понимаешь?
Марк сглотнул.
— Я этого боюсь.
Выпили. Лимон жег гортань похлеще самогона. Клин клином.
— Федя, как думаешь, мы правильно живем?
— Надо Оле позвонить, она правду скажет.
— Точняк!
— Только поздно уже, четвертый час.
— В натуре.
— Я одно знаю, Марк, — утром проснусь, протрезвею, и снова все черно-белое.
— Ты попрыгай и на вторяках будешь.
— Умный до хера. Бывай короче, погнал я.
— Уже?
— Меня ждет Артур, Хонда, бордовый, 765.
- 4 -
Федор уехал, забрав оклемавшегося Тимура. Марк продолжал пить. Медленно, упорно, остервенело. Мысли-гусли водили тошнотворные хороводы. Марк плохо узнавал людей, а они, кажется, уже не очень хотели знать его. Музыка стала тише, посетителей поубавилось.
Вдруг явились дружки-пирожки. Пьяные и шумные. Начали уговаривать ехать на какую-то вписку у черта на рогах. Марк послал их на три буквы, разбил бокал, дал кому-то по лицу. Потом дали ему. Пихали, тащили вниз по лестнице. Он укусил ближнего урода за руку, вырвался. Схватил стул, кинул в преследователей. Грязно материл всех поименно. Сзади навалились, свинтили, жестко отработали по почкам. Затем вмешался хозяин — бывший боксер, он быстро всех угомонил.
Дружочки пропали. Марк остался. Помещение опустело. Стало гулко и пронзительно. Он сидел за баркой, пялясь в обмелевшую кружку. Напротив стояла Аврора. Девушка протянула ему стакан холодной воды.
— Ты зачем так напился, Марк?
— Не обиделась?
— Будем считать, ты мне должен.
— Заметано.
— Ты помнишь, как плясал тут?
— Чего-чего?
— Час назад отплясывал как сумасшедший. Руками махал, гитару терзал, орал «Creep».
— Не помню ни фига. — Марк промассировал виски. — К тебе приставал?
— Пытался.
— Сволочизм.
— Вот именно — сволочь ты, Марк.
— Тебя в школе ручкой тыкали пацаны с задней парты?
— А что?
— Ну вот это примерно то же самое.
— Едь домой, Марк.
— А ты?
— Я тоже уезжаю, закрываемся.
— Такси вызвала?
— У меня парень есть, он за мной приехал.
— Ха! — Марк растянул губы в испитой ухмылке. — А вот и нет. Его видели в другом баре, он там бухает с какими-то металлюгами.
Аврора села напротив Марка и сложила руки на барку — одна ладонь поверх другой.
— Тебе почем знать? — спросила она.
— Мне доложили. Видели твоего бородатого, точно говорю.
— Вот ведь козлина!
Девушка порывисто вскочила и замахнула стопку чего-то крепкого.
— Бросай его, — гнусавил Марк, — бросай бородатого.
— Точно?
— Стопудово.
Аврора устало провела ладонью по лбу.
— Теперь тебе точно пора.
— Бросай, говорю! — Марк грохнул кулаком по барке. — Заберу тебя!.. Куда-нибудь.
— Хорошо, а дальше что?
Аврора смотрела прямо и спокойно, в углах ее рта появилась грустная, немолодая улыбка. Марк опустил голову. «И правда, что?» — подумал он. Подумал и уснул.
- 5 -
Марк очнулся на заднем диване старенькой «японки», катящей утренними дворами. За рулем сидел плотно сбитый крепыш среднеазиатской наружности. Он молчал. Магнитола тоже. Это наводило на размышления. Вроде серии бандитского сериала, где героя увозят в лес и заставляют копать могилу — непременно голышом. Облепленная грязью лопата. Бьющий в глаза свет фар. Мрачные силуэты, холодный блеск на затворе Калашникова. Спаси и сохрани, сука.
Светало. За окном и в голове. Марк обшарил себя: лопатник на месте, дудка тоже. Уже что-то. Из внутреннего кармана пуховика посыпались купюры крупного номинала вперемешку с мелкими иностранными монетами. С этим предстояло разобраться позже.
Морозное февральское утро еле тлело. Синий тон переходил в белый. Пустые обочины и подворотни не вызывали привычного омерзения. Напротив. Ранний час перед восходом солнца, с его странной многозначительностью и чеховскими умолчаниями, заставлял душу шевелиться под грудой пропахшей табаком одежды. Христос недаром воскрес на рассвете.
Машина натужно взвыла, поднимаясь на лесистый пригорок. Редкие болезные березы вырастали из снежных наносов. Марк начал узнавать окрестности. Вновь потянулись ряды пятиэтажек. Это был его район. Родное гетто. Никаких бандитов и неглубокой могилы в лесу. Просто еще одно утро без конца и начала, когда алкогольный дурман сменяет бездна трезвости.
Машина остановилась в знакомом дворе. Марк потянулся к бумажнику, но таксист бросил: «Уплачено». Дела... Интересно, кому он обязан внезапной щедростью? С этим тоже предстояло разобраться. Как и со многим, многим другим.
Такси отчалило, взвизгнув голой резиной по укатанному снегольду. Марк зашагал к подъездной двери. Его слегка покачивало. В кармане завибрировал смартфон.
Глухая хрипотца в голосе Федора намекала на старт уничижительного похмелья:
— Ты жив?
— А ты?
— На работе.
— Опять перегаром коллег пугаешь? Тебя точно уволят.
— Все ровно, я на испытательном. Ты из Квартала-то выбрался?
— Да. Там такое творилось...
— Дрался опять?
— Скорее нарывался на праведный удар по харе. Я почти ничо не помню.
— Не удивлен... Так что у тебя с Авророй?
— Как в той песне Высоцкого, только наоборот.
— Это где про Париж?
— Не, где про стены с обоями.
— «Хорошо, что вдова все смогла пережить, пожалела тебя и взяла к себе жить?»
— Ага.
— А почему наоборот?
— Не вдова и не взяла.
— Правильно сделала.
— Вот именно.
Февраль, 2018, Иркутск.
-
Первая редакция текста опубликована здесь.
Автор фото на превью: @Flippages